У поэта Валерия Брюсова есть замечательные строки: «Если можешь, иди впереди века. Если не можешь, иди с веком. Но никогда не будь позади века». Вдумываясь в их смысл, понимаешь, насколько они актуальны, если брать большой отрезок времени — сто лет и более. Ведь именно век уже минул с тех дней Кольчугинского восстания, которые навсегда остались в истории гражданской войны. Накануне юбилейной даты, близкой сердцу каждого ленинск-кузнечанина, я вспомнил, что мой дедушка Игнатий Петрович Шумилов был очевидцем трагедии и многое нам о ней рассказывал. Сегодня такие воспоминания — объективный источник, из которого можно черпать факты. Вот и я попытаюсь рассказать горожанам о далёких днях, глядя на них глазами деда.
Игнатий Петрович родился в 1894 году, когда в Кольчугино только начиналась добыча угля в промышленных масштабах, а крестьяне соседнего села Байкаим обживали свои угодья на плодородной приинской согре. Шумиловы тоже были земледельцами, хорошо знали цену трудовой краюхе хлеба. Мой дед прошёл первую мировую войну и вернулся домой, работал на земле, когда вокруг шумели социальные катаклизмы ХХ века. И всё бы ничего, но весной 1919 года до тихой сибирской деревни докатились грозовые раскаты гражданской войны.
События тех мартовских (по старому стилю) дней общеизвестны, и повторять, наверное, их нет смысла: как повстанцы захватили вокзал, штаб гарнизона, объявили Советскую власть и послали отряд в сторону Топок, Щегловска, надеясь, что их поддержат. Так, как думали, не получилось, и, оставшись без помощи, кольчугинцы решили уходить в сторону Алтая. Было это 26 марта, а само восстание происходило в ночь с 24 на 25 марта (5-6 апреля).
А 27 марта (8 апреля) в шахтёрский посёлок вступил карательный отряд, состоявший из уральских, сибирских казаков. Началась расправа со всеми, кто так или иначе был причастен к восстанию, да и не только – погибло немало ни в чём не повинных людей, подвернувшихся под горячую руку колчаковцев. Горячую в прямом и в переносном смысле, ведь за каждого расстрелянного они получали по два рубля, бутылку спирта и сухой паёк — такой был стимул, потому столько жертв. Не щадили ни стариков, ни подростков. Сотни человек убитых – 600, если верно то число, которое значится на стеле в сквере Мартовского восстания. А сколько истерзанных шомполами, нагайками, искалеченных в застенках и погибших после? Сколько жертв в окрестных селах, куда тоже устремились каратели? Точной цифры никто не знает.
Дедушка вспоминал, как они разъезжали верхом на лошадях и стреляли по прохожим – просто так, для куража, устрашения тех, кто сидел, спрятавшись, по домам. Их байкаимский односельчанин возвращался вечером из бани вместе с сыном. Было темно, в руках они несли керосиновую лампу, освещая себе путь. И надо же: огонёк увидел конный патруль. Тут же прогремели выстрелы, причём недалеко от дома. Жена и мать в тревоге выскочила за ограду, но было уже поздно: прямо на её глазах родных застрелили, а она вмиг поседела и лишилась разума. Таких случаев в те дни было много — плач вдов, осиротевших детей слышался всюду.
К старосте Байкаима 28 марта (9 апреля) тоже нагрянули каратели: «Собирай подводы и людей. Поехали!». Куда, не сказали, но и без того было ясно: если откажешься, постигнет та же участь, что и других. Пришлось запрячь два-три десятка лошадей, Игнатий Шумилов был среди тех, кто спешно поехал в посёлок, понимая: придётся возить трупы. Река Иня в конце марта ещё не вскрылась, лежал снег, и запрягали в сани.
По снегу и проталинам медленно шли подводы, доверху нагруженные телами. Смотреть на них было страшно, дед отводил глаза, хотя на фронте многое повидал. «Такой мясорубки, как тогда, я даже на войне не видел», — говорил он нам, уже будучи в преклонном возрасте. А на фронт он попал в 1914 году, после окончания учебного подразделения царской армии – на фотографии он снят именно там, в солдатской форме. И через несколько месяцев его тяжело ранило осколком немецкого снаряда. Прямо с передовой, которая проходила по территории Белоруссии, эвакуировали в московский госпиталь. Не одну операцию пришлось пережить, и весной 1915-го сибиряка отпустили на долечивание к себе на родину, где он сразу включился в работу – пахать землю, садить хлеб. Женился, через год в семье родился первенец, а потом ещё шесть сыновей и дочерей. Оставить их сиротами он не хотел, и правил своей подводой…
Людей расстреливали в разных местах, а потом свозили к большим могилам, вырытым в Камышанском логу: от тюрьмы, которая была на месте нынешней шахты имени Кирова, от участка жандармерии (бывшее деревянное здание швейфабрики, где сейчас ул. Жаркевича). Хмурыми были лица байкаимских крестьян, хоронивших рабочих рудника: такое никогда не забудешь. И в конце декабря 1919 года в Кольчугино вступила Красная армия, восстановив Советскую власть, за которую погибли повстанцы.
Несмотря на возраст (ему было уже под 50), деда призывали на службу в годы Великой Отечественной войны, он охранял военный объект в Кемерово, а после войны жил с семьёй в Соцгороде, нынешнем Полысаеве. Той исторической фотографии будет в этом году 105 лет: прав поэт, нельзя идти позади века, потому и вспомнил я столетие Кольчугинского восстания – жизнь наших дедов по-прежнему у нас в памяти, сколько бы лет ни прошло.
Виктор ЗВЯГИН. Краевед.
